Часть I. 1935.
Изданное Исторической комиссией Академии наук СССР исследование проф. С. И. Архангельского посвящено весьма важному и мало изученному вопросу об аграрном законодательстве эпохи английской буржуазной революции середины XVII в. и выяснению существа и характера связанных с ним социальных и земельных сдвигов.
Основным по своей важности социальным сдвигом, происшедшим в английской деревне в столетие, последовавшие за революцией середины XVII в., в значительной мере в ее результате, точнее, в результате обеих - "великой" и "славной" - революций XVII века, Маркс, как известно, считал исчезновение йоманри - класса, на который опирался Кромвель в борьбе с королем и его сторонниками. Благодаря поддержке йоманри закончился победой "великий мятеж" 1642 - 1649 годов. Но, одержав победу над королем, йоманри, как подчеркивает Энгельс в известном месте в "Развитии социализма от утопии к науке"1 , поставлявшее армии для битв, приходит к гибели, вследствие экономических результатов этой победы. Сто лет спустя после Кромвеля йоманри, как класс, исчезает.
Данная Марксом и Энгельсом характеристика роли английского крестьянства в "великом мятеже", поднятом городской буржуазией, и тех последствий, которые имела английская революция для дальнейшей судьбы английского крестьянства, определяет собой и, наш интерес к аграрной истории Англии XVII в., в частности к аграрному законодательству английской буржуазной революции.
Для своей книги С. И. Архангельский использовал имеющиеся в Москве и Ленинграде печатные источники и литературу по данному вопросу. Основными источниками, использованными им, являются журналы палаты общин и палаты лордов (Journals of the House of Commons, Journals of the House of Lords); акты и ордонансы эпохи междуцарствия (Acts and ordinances of Interregnum) (1642 - 1660), изданные Ферсом; указатель комитета по делам делинквентов, содержащий описи этих дел (Calendar of the Committee for Compounding), и мемуарная литература. Все это источники печатные, и, конечно, их совершенно недостаточно для решения той важной задачи, которую поставил себе Архангельский. Правда, он пытается ограничить свою задачу анализом аграрного законодательства английской революции. Но ведь особый интерес вызывает не столько законодательство, сколько существо связанных с ним сдвигов, сама аграрная действительность Англии 40 - 50-х годов XVII в., нашедшая в законодательных актах, несомненно, не адекватное, не полнее свое отображение. Поэтому работа С. И. Архангельского имела бы большую ценность, его общие утверждения и выводы приобрели бы большую убедительность, если бы он изучение аграрного законодательства сопроводил изучением по первоисточникам конкретной аграрной действительности середины XVII века.
Книга С. И. Архангельского составилась из ряда статей, напечатанных в разное время в "Известиях Нижегородского государственного университета" и в "Известиях Академии наук СССР". Статьи эти были задуманы автором как главы одной работы. Однако было бы лучше, если бы эти, в разное время написанные статьи были бы еще раз переработаны Архангельским. Это сделало бы книгу Архангельского более органической и цельной. Было бы правильнее, если бы редакция вместо того, чтобы в
1 Энгельс "От утопии к науке", стр. 22. Изд. ИМЭЛ. 1931.
своем предисловии к книге Архангельского констатировать недостатки историографического обзора, содержащиеся в первой главе работы Архангельского, предложила ему основательно переработать эту главу, а также подвергла бы более тщательному редактированию всю книгу Архангельского в целом.
В первой главе следовало бы отчетливее наметить основные проблемы аграрной истории Англии XVII в. и поставить некоторые теоретические вопросы, в частности проблему ренты, феодальной и капиталистической, которой так много внимания уделяет Маркс. С ней постоянно приходится сталкиваться Архангельскому, источники которого говорит о "старых" (old), "обычных" (customary) и "улучшенных рентах" (improved rents). Значение тех социальных сдвигов, которые происходили в английской деревне, в частности в связи с аграрным законодательством 40 - 60-х годов, сделалось бы более ясным на общем фойе английской революции и экономического развития Англии XVII века.
Вторая глава книга Архангельского носит заглавие "Экономика Англии первой половины XVII века". Глава эта представляет весьма беглый очерк общего характера. Она перепечатана почти без изменений из "Известий НГУ", вызывает ряд возражений и требует серьезной переработки. На построение Архангельского в целом весьма сильное влияние оказала концепция тортового капитализма. Правда, термин "торговый капитализм" заменен выражением "капиталистическое развитие". Но замена эта носит лишь терминологический характер. Центр внимания Архангельского в этом очерке сосредоточен на "успехах торгового капитала". Характеристики развития промышленности и сельского хозяйства Англии XVII в. здесь нет, если не считать нескольких мимоходом брошенных замечаний. Почти ничего нет в этом очерке и об огораживаниях XVII в., кроме ссылки на подсчеты Гэя и Джонсона. Самой проблемы огораживаний Архангельский не ставит. Вместе с тем он почему-то полагает, что политика Стюартов в 30-х годах XVII в. была направлена против огораживаний. На самом деле, законодательная борьба с огораживаниями и связанным с ним "обезлюдением" (depopulation) деревни прекращается еще при первом Стюарте.
Главы III-VIII книги Архангельского посвящены весьма подробному и тщательному анализу аграрного законодательства с 1643 по 1648 годы. Это основная, наиболее важная часть его работы. Архангельский придает весьма большое значение земельным сдвигам, связанным с законодательством революционной эпохи. Однако, изучая историю аграрного законодательства 40-х годов, сам он отмечает ряд обстоятельств и фактов, которые должны были уменьшить размеры и значение этик земельных сдвигов, вызванных аграрным законодательством. В самом деле, составленный палатой общин проект указа о продаже земель делинквентов и папистов был отклонен палатой лордов, охранявшей феодальное землевладение. Понадобилась Прайдова чистка парламента, дли того чтобы осуществить на практике основные принципы аграрного законодательства. Вместо массовых продаж земель делинквентов наблюдается переход к системе так называемых композиций, т. е. штрафов, после уплаты которых земли возвращались прежним владельцам. Наконец, секвестры земель делинквентов не затрагивали, как должен признать Архангельский, крестьян-держателей, а означали лишь то, что земля частично уходила из рук роялистски настроенной части аристократии и дворянства, при этом иногда лишь временно - до уплаты композиций. Поэтому значения земельных сдвигов, связанных с аграрным законодательством и секвестрами 40-х годов, не следует преувеличивать, как это склонен делать Архангельский.
Однако несмотря на неудачу общей меры частичная мобилизация земли в связи с секвестрами и уплатой композиций все же имела место. Каковы же были размеры этого секвестрированного фонда? Каков результат частичной распродажи секвестрованных земель? И то и другое остается неясным. Правда, на стр. 154 - 159 своей книги автор дает таблицу, позволяющую, по его мнению, судить о некоторых "тенденциях" этой земельной мобилизации. Однако таблица эта весьма неполна и имеет лишь иллюстративное значение, как должен признать сам Архангельский. Можно ли в таком случае делать на основании ее крайне рискованный и необоснованный вывод, что дворян было всего лишь 11% из числа покупателей земли, а 89% были "представителями денежного капитала". Анализируя таблицу, мы обнаруживаем, что в огромном большинстве случаев в ней нет никаких определенных указаний относительно социального состава покупателей земли. Это и не мудрено. Эта таблица, затрагивающая очень важный вопрос, составлена не на основании архивных источников, которые были бы в данном случае крайне необходимы, но лишь на основании описи архива комитета по соглашениям, которую удалось выписать из Англии. На основании тех печатных материалов, которыми пользовался автор, можно было в достаточной мере детально проследить развитие аграрного законодательства английской революции, характеризовать его основные этапы, вскрыть некоторые его тенденции. Но для того чтобы судить более или менее точно о размерах земельной мобилизации, о величине секвестрированной площади земли, о ее распределении в результате продаж и о сдвигах
в английской деревне, происходивших в связи с этой мобилизацией земли, - для этого нужны были совсем другие, архивные источники.
Не отрицая ценности выводов, к которым пришел автор, относительно проникновения в английскую деревню буржуазно-капиталистических элементов, приходится все же отметить, что изучение аграрного законодательства эпохи революции середины XVII в. отвлекло внимание автора от еще более важных перемен, происходивших в деревне и подготовлявших последующее исчезновение йоманри. Автор почти не касается вопроса об огораживаниях. Лишь в конце своей книги он подошел к изучению классовой борьбы в деревне, крестьянских движений, борьбы крестьян с огораживаниями и к анализу левеллерской и дипперовской программы. Что именно происходило в деревне в годы революционной борьбы парламента с королем? Как реагировало крестьянство на аграрное законодательство Долгого парламента и какую оно занимало позицию в войне, которая шла между королем, феодальной знатью и частью дворянства на одной стороне и парламентом, другой частью дворянства и буржуазией на другой стороне? На какие слои крестьянства мот опереться в своей борьбе с королем парламент? Что представляло собой йоманри, на которое опирался Кромвель? Какие слои крестьянства склонны были сохранить вооруженный нейтралитет в войне между королем и парламентом, какие выступали активно в ряде крестьянских движений местного характера? Все это чрезвычайно интересные и важные вопросы, ответ на которые не может быть дан на основании тех источников, которые изучал автор: в них встречаются лишь кое-какие намеки и указания на то, в каком направлении нужно вести дальнейшее исследование.
Очень интересны в этой связи те факты борьбы за общинные угодья, которые не раз отмечает Архангельский. Борьба шла между крестьянами и лордами маноров независимо от того, были ли эти последние представителями старой феодальной знати, духовной и светской или это были новые "обуржуазившиеся" дворяне, стремившиеся перевести сельское хозяйство на капиталистические рельсы, ввести "улучшенную ренту" вместо "старой", "обычной", и поднять доходность своих имений. Очень интересно и то, что говорит автор о роли парламентской армии, о ее влиянии на аграрное законодательство революционного периода. Становится ясным один из стимулов, толкавших парламент на путь секвестров и композиций: необходимость изыскания денежных средств и других способов расплаты с офицерами и солдатами парламентской армии, постоянно жаловавшимися на невыплату жалования. Секвестрированный фонд и был использован парламентом для расплаты с армией. Взамен выплаты денежных сумм офицерству и даже целым отрядам иногда передавались земли, отобранные у делинквентов, либо выдавались особые, обеспеченные землей обязательства (debentures). Весьма интересны отмечаемые автором случаи пожалования земель в пользу армии: так, несколько королевских маноров были отданы отряду полковника Хулей. Бригада Гортона была посажена на землях Джона Берлоу, эскуайра. Но это были, повидимому, единичные случаи коллективного пожалования земли. Чаще земля жаловалась представителям крупного офицерства, командному составу. Очень часто офицеры выступают в качестве покупателей распродававшейся секвестрированной земли. Солдаты получали лишь незначительную часть этого земельного фонда. Им вместо жалования выдавались обеспеченные землей обязательства, в будущем подлежавшие реализации. Чрезвычайно интересен отмечаемый Архангельским факт скупки этих обязательств у солдат офицерами. Покупал их за бесценок, пользуясь солдатской нуждой, офицеры "накопляли" обязательства, приобретая таким образом права на землю. Вокруг этих обязательств шла бойкая спекуляция, характеризующая некоторые из методов "первоначального накопления" земли офицерством парламентской армии.
Таким образом выясняется с достаточной отчетливостью классовый характер и смысл аграрного законодательства буржуазной революции в Англии. Оно отмечало некоторое ослабление старого феодального землевладения, переход части секвестрированных земель в руки сторонников парламента и рост буржуазного землевладения. Впрочем, особенно нового и неожиданного в этом было немного. Здесь мы имеем, скорее, продолжение тех тенденций, которые наблюдались еще в тюдоровской Англии в эпоху реформации и секуляризации монастырских земель. И тогда в качестве покупателей земель часто выступали наряду с пэрами и дворянством королевские чиновники, представители торгового капитала, финансисты, более или менее крупные мануфактуристы и т. п. Подобные же буржуазные элементы принимали весьма активное участие и в частичной распродаже земель делинквентов. Крестьянство ничего не выиграло от перехода части секвестрированной земли из рук феодальной аристократии к "обуржуазившемуся" дворянству. Английская революция не способствовала росту крестьянского землевладения и наделению землей даже той части крестьянства, которая принимала непосредственное участие в войне с роялистами, сражаясь в рядах кромвелевской армии. Старое земельное право осталось почти
неприкосновенным. Масса крестьянского населения как была пред революцией, так и осталась копигольдерами, держателями земли по копии, зависимыми от манора. Вопрос об уничтожении копигольда и связанных с ним платежей и повинностей, аналогичный вопросу о цензиве и сеньориальных повинностях, уничтоженных во Франции революцией 1789 г., по существу, не был даже поставлен обеими - "великой" и "славной" - английскими буржуазными революциями XVII века. Не была уничтожена английской революцией и церковная десятина, отмены которой требовали еще в 1549 V. восставшие крестьяне юговосточной Англии (программа Кета Норфокского). Правда, вопрос о десятине был поставлен в Малом парламенте в 1653 году. Но Малый парламент был распущен, и это означало "рушение весьма робких попыток коммутировать десятину и несколько приблизить копигольд к свободному держанию. Зато весьма знаменательно, что еще в 1646 г. был доставлен на очередь вопрос об обращении феодальных держателей в "свободный сокэдж" (free and common socage), т. е. в полную собственность. Тем самым были предвосхищены до некоторой степени последующие статуты периода республики и реставрации, способствовавшие уничтожению последних следов феодализма из свободного держания. Эти статуты, которым такое большое значение придавал Маркс, характеризуя их как "узурпацию", проведенную в законодательном порядке, означали не только "уничтожение феодального строя земельных отношений" и присвоение бывшими феодалами "современного права частной собственности на поместья"1 , но и были одним из важных этапов на пути к дальнейшему росту крупного землевладения в Англии и обезземелению английского крестьянства. Указ 1646 г. "предвосхищал" некоторые черты последующей эволюции английской деревни.
В конце своей книги автор ставит вопрос: какая сила двигала аграрным законодательством Долгого парламента? И отвечает на него в соответствии со своей общей концепцией: это была сила капитала, главным образом купеческого. Затем эта схема усложняется автором. Наряду с купцами и денежными людьми Лондона у него появляются солидаризировавшиеся с ними зажиточные провинциалы - землевладельцы, среднее дворянство - джентри, представители крупной мануфактуры - суконщики и купцы. Наконец, с 1647 - 1648 гг. главной "движущей силой" становится армия. Социальный состав кромвелевской армии был весьма сложным. Среди командиров было много дворян, но много было и выходцев из других сословий, даже из простонародья. Было в армии много зажиточных йоменов, но были и середняки и даже деревенская беднота. Были и представители предпролетариата - незакончившие свой стаж подмастерья, ученики. Были в армии и деклассированные элементы из числа нищих и бродяг, которые были не прочь при случае и пограбить. Иногда солдаты парламентской армии выступают совместно с крестьянами, захватывают замки, арестуют секвестратов. Возможны были и совместные выступления солдат и беднейшего населения Лондона.
Получается сложная картина: сколько разнообразных интересов и сил сталкивалось и переплеталось в этой борьбе по мере развертывания и нарастания революционных событий! Что же остается от первоначальной схемы Архангельского - от торгового, купеческого капитала как главной движущей силы революционной борьбы и аграрного законодательства эпохи революции? Можно сказать, что сам Архангельский опровергает путем внимательного анализа источников ту схему, которую он выдвинул в начале своей исследовательской работы в качестве своего рода рабочей гипотезы. Но материал источников, который он привлек, явным образом не подтверждает эту гипотезу.
В заключение следует указать на ряд фактических погрешностей в книге Архангельского. Наличие этих погрешностей отчасти объясняется недостаточно внимательным и тщательным редактированием работы. Настоятельно требует своего исправления перевод терминов "commonalty" как "мещанство"(?) и "nobility" как "дворянство". С. И. Архангельский пишет на стр. 11 - 12 своей книги следующее: "Блэкстон в своих комментариях на английские законы отличает nobility (дворянство) от commonalty (мещанство), к которому он относит найтов (knights), полковников (colonels), юристов (sergeant of Law), ученых (doctors), сквайров (esquires), джентльменов (gentlmen), йоменов (yeoman), торговых людей (tradesman). Это место книги, кстати сказать, перепечатано без изменений из первой статьи Архангельского в "Известиях НГУ", с двойной опечаткой в передаче английского названия трактата Блэкстона (см. примечание 23 к I главе, стр. 22 - The Commentairies of (вместо on) the Laws of England. Этот перевод цитаты из Блэкстона содержит ряд досадных недоразумений, допущенных автором и пропущенных редакцией. "Nobility" - это высшая знать, дворянская аристократия, а вовсе не дворянство в целом. "Commonalty" - это, конечно, не "мещанство", а "народ" (common people), представленный в палате общин и противопоставляемый пэрам, входящим в состав Верхней палаты: здесь и рыцари.
1 Маркс "Капитал". Том I, стр. 580, 5-е изд.
представляющие графства в палате общин (knights - зачем их переводить, как "найты"?), и полковники, и высшие юристы, и ученые, и основная масса дворян и джентри (esquires, gentlemen), здесь и часть крестьянства - йомены, владеющие фригольдом с доходом в 40 шил., обеспечивающим избирательный ценз, и представители торгового капитала.
Встречается в книге Архангельского ряд ошибок в названиях графств и городов (см., например, на стр. 27 - city и гр[афство] Norwick(?), Kent city!(?) и гр[афство] Canterbury(?), на стр. 84 графством назван город Личфильд и т. п.). Очень много в книге опечаток, что объясняется, повидимому, не только типографскими погрешностями, но и недостаточно внимательным просмотром корректур самим ее автором.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Digital Library of Japan ® All rights reserved.
2023-2024, ELIB.JP is a part of Libmonster, international library network (open map) Preserving the Japan heritage |